Предыстория Ордена от лица Лойсо Пондохвы:
В комнате было душно. Оба окна больше напоминающей чердак комнатушки были распахнуты настежь, где-то за ними тихонько звенела неведомыми насекомыми чужая безлунная ночь. Чужим и терпким был запах туго набитой травами подушки. Чужими и незнакомыми казались подмигивающие с небес созвездия. Со своего места Лойсо мог разглядеть лишь несколько звезд. Яркие голубовато-зеленые точки, словно две пары глаз, равнодушно таращились на ничем не примечательный поединок человека и бессонницы. Тем более, что последняя почти всегда побеждала. Теперь Лойсо просто смотрел в потолок. Темные балки сливались с окружающим мраком, где-то во дворе то и дело принималась выть маленькая хозяйская собачонка, еще днем в процессе знакомства попытавшаяся бесцеремонно цапнуть гостя за сапог… Мир как мир. Местами скучный, местами уютный, довольно молодой, и от этого иллюзорно чистый и звонкий, словно недавно отчеканенная монетка. Лойсо не особенно нравились молодые миры. То, что едва успело начаться, не способно тягаться с благородной патиной пройденного пути. Огромное светло-изумрубное небо, полные ягод и дичи леса, цветисто-пестрые до рези в глазах холмы – всего лишь картинка, красивая и пустая… Хорошо, что он здесь случайно и ненадолго. Наверное, мир чувствовал пренебрежительное равнодушие одинокого путешественника. Чувствовал, злился и даже по возможности мстил – мелко и гадко, как любой самовлюбленный молодой болван. Конечно, Лойсо мог бы уничтожить его одним-единственным словом или жестом, но не просто не делал этого, а еще и не без удовольствия принимал эти жалкие пинки. От безмерного могущества тоже можно устать, хотя скажи ему кто об этом раньше - испепелил бы на месте.
Бессонница с некоторых пор стала обыденностью. Удивляться тут было нечему - тому, кто практически всесилен ни к чему временное восстановление сил. Потеря не потеря, но если пытаешься вести обыкновенную человеческую жизнь, ночами явно чего-то не хватает. Бывший Великий Магистр сел на кровати, недовольно кривясь от ее надсадного скрипа. Стоило ему встать, как эту пронзительную жалобу подхватили плохо подогнанные доски пола, шероховатые и занозистые даже на вид... Ночная прогулка по окрестностям тоже не самая худшая традиция. В любом случае приятнее, чем сидеть в душной комнате.
Дверь почти не скрипела, а вот крутая деревянная лестница с готовностью завела уже привычный напев. К счастью тревожить ей было некого - и хозяева, и прочие постояльцы давным-давно видели десятый сон. В большой комнате на первом этаже было пусто, угли в черном зеве печки успели давно остыть и покрыться хрупкой белесой корочкой. Слабый зеленоватый свет давала только странная узкая лампа у самого входа – в длинной, почти в рост взрослого человека, сетчатой трубке бились и гудели беспокойные сияющие мошки. Разглядеть их сквозь крохотные отверстия сетки не представлялось возможным. Разочарованно вздохнув, Лойсо откинул навесной крюк и вышел на улицу.
Что-то было не так. Он давным-давно отвык опасаться чего бы то ни было, но ночь, и тишина упрямо звучали по-другому. Неправильно. Должно быть, чувствуя то же самое, хозяйская собачонка наконец соизволила заткнуться - то ли забилась в свой маленький деревянный домик, то ли вообще пропала по каким-то необъяснимым причинам… Он бесшумно шагнул в темноту и тут же остановился. В двух шагах, под раскидистым остролистым деревом, верхом на огромной рассохшейся бочке сидел человек. Спокойно и буднично, будто ночные посиделки на чужих бочках были для него самым привычным делом. Сшитый из шерстяных лоскутов плащ с глубоко надвинутым капюшоном почти полностью скрывал его фигуру, оставляя на виду только худые длинные ноги в высоких, до колен, сапогах. Равнодушный к вопросам моды, Лойсо всегда был ценителем хорошей обуви, по крайней мере денег на достойную пару он не жалел никогда. Глядя на сапоги этого человека, ему по старой памяти захотелось немедленно убить всех своих сапожников и их подмастерьев. Ностальгически усмехнувшись своим мыслям, он сделал еще один шаг. Незнакомец шевельнулся. Из-под капюшона послышался чуть слышный кашляющий звук. Прошло несколько секунд, прежде чем до Лойсо дошло, что тот попросту смеется.
- Тоже не спится? Теперь и ты пытаешься играть в человека, мальчик из Мира стержня? – прошелестел надтреснутый старческий голос. Из темных складок блеснули глаза, словно два глубоких колодца на изрезанном морщинами высохшем лице, - А ведь когда-то пытался изобразить воплощенное могущество... Помнишь?
Он помнил. Он знал этот голос и помнил эти глаза. Существо, сидевшее напротив, так же, как и он сам, давно перестало быть человеком, а, может, никогда и не было им. Все еще смеясь, оно качнуло головой так, что старческое лицо уплыло куда-то в темноту капюшона, и вместо него на Лойсо взглянула почти мальчишеская ясноглазая и пухлогубая мордашка - вторая ипостась Двуликого.
- Ты очень смешной, сэр Лойсо! – хихикнул парнишка, заставив Лойсо улыбнуться в ответ. Когда бы его еще назвали «смешным»! – Я до сих пор помню, как странно ты воспринял мою песенку о вороне… Но, главное, не забыл ее. И даже прославил. Это приятно.
- Признаться, твоя ворона меня многому научила… - думал ли он когда-нибудь что сможет говорить с Двуликим просто и непринужденно, как с равным? А между тем чужая незнакомая мощь давила так, что будь он даже Великим Магистром своего непобедимого ордена – в два счета рухнул бы на землю, прямо к подкованным носкам изумительных, отличной вычинки сапог. Но теперь он сам мог вдавить в грязь кого угодно. Только зачем?
- Ну да, ты же прямо с ней сроднился, с этой протухшей птицей! - хмыкнул юноша, легкомысленно болтая ногами, его пятки мерно, будто в гонг, ударяли о гулкое дерево бочки. Странный разговор не утомлял – в кои-то веки происходило что-то необычное, и Лойсо с любопытством ожидал продолжения.
- Значит, теперь ты неприкаянный странник, вроде меня? Смотри, как интересно вышло! – его собеседник недоверчиво покрутил головой, - Значит, не сегодня-завтра отправишься какому-нибудь бедняге про ворону рассказывать. Или про недокуренную трубку. Или про гриб, выросший у тебя под окном… Да мало ли, что в голову придет...
Осознать подобный круговорот ворон в мирах и между ними было легко и одновременно сложно. Наверное именно так ребенок пытается понять дождь или расходящиеся по воде круги. Лойсо задумчиво потер подбородок. А он-то, глупец, думал, его уже ничем не удивишь… Двуликий кивнул, будто подтверждая его мысли, и по-птичьи нахохлился под своим лоскутным плащом.
- Учись спускаться с небес. Может быть, в этом самом мире, может быть, в соседнем, а, может, даже в твоем родном мире Стержня прямо сейчас укладывается спать тот самый умник, благодаря которому твой мир не лопнет от переизбытка силы…
- Лопнет? С чего бы вдруг… – нить разговора выдавала такие немыслимые узлы и петли, что уследить за ней становилось труднее с каждым произнесенным словом.
- Прости, сэр Лойсо, но я еще не набрался мудрости, а старик давно растерял весь свой ум… - теперь юноша грустно качнул головой, теряясь в глубоких складках капюшона, уступая место высохшему лику старца, - Сам же знаешь, как бывает, если где-то прибывает, где-то тут же убывает и кого-то убивает! Смотри-ка, - как-то неискренне обрадовался Двуликий, - Я с тобой скоро поэтом стану! Ладно… Случайные встречи старых приятелей дело хорошее, но мне пора, ты уж прости.
Он легко поднялся на ноги.
- Так что не жди чужих стихов, мальчик, пиши сам. Не хуже меня ведь умеешь теперь, - ворчливо добавил он на прощание. И прежде, чем долговязый силуэт растворился в темноте сада, до Лойсо донеслось:
- Под окном растут грибы,
Не цари и не рабы,
Не рабы и не цари,
Ну-ка снова повтори!
Под окном растут грибы…
Торопиться было некуда, и Лойсо Пондохва еще долго стоял под развесистыми ветвями незнакомого дерева, а потом еще дольше сидел на рассохшееся бочке у его могучих корней. Действительно ли Двуликий пытался предупредить его о чем-то конкретном или просто плел словесные завитушки искусства ради, он не знал. Но, дырку в небе над всеми мирами сразу - смазывать скрипучие колеса причин и следствий могло оказаться как минимум любопытно! Запустив пальцы в волосы, Лойсо с силой растрепал их и широко, совсем по-мальчишечьи улыбнулся навстречу поднимающимся светилам.
(с) сэр Лойсо
